«Иерей-сан»: православный Mortal Kombat

Oксюморон — это такой литературный прием, обозначающий сочетание вроде бы не сочетаемого: например, «живой мертвец», или «печальный шут». Вот и «православный самурай» — это такой оксюморон, нечто невообразимое и странное. Фильм «Иерей-сан.Исповедь самурая» — это и есть то самое невообразимое и странное, как будто нарочно собранное из алогизма и нелепиц. Однако это только на первый взгляд.

Помните еще русские народные сказки? Вот как раз они из этих алогизмов и нелепиц состоят процентов на все 150%. Потому что задача сказки — рассказать ребенку о мире, о том, как он устроен. О том, что такое добро, чем оно отличается от, например, зла. Никто уже не помнит, в действительности ли существовала Баба Яга, но ее функции до сих пор всем известны.

В волшебных сказках у хорошего человека (пусть и дурачка) по законам драматургии все должно обязательно наладиться. И помощь приходит чаще всего оттуда, откуда не ждали: девочку спасет от злой ведьмы сшитая мамой куколка, самого неказистого мальчика в семье женит на королевне Конек-горбунок, а получивший в жены лягушку, вдруг обнаружит, что амфибия — натуральное самоварное чудо.

Так исторически сложилось (кстати, не только в России), что нам всегда нужен волшебный помощник, который вытащит нас из любой передряги. Некая терапевтическая сила, которая все наладит. Вот такая сила и приезжает в маленькую русскую деревушку из непонятной и далекой Японии — приезжает совершенно волшебным образом, чтобы служить в местном храме, который почти развалился.

Понятно, что когда дом постепенно превращается в развалины, виноват главным образом тот, кто в нем живет. И поэтому всякий ремонт окружающего тебя пространства следует начинать с ремонта собственного организма — если, конечно, человек хочет жить, а не планирует скоропостижно сдохнуть. А задача любого священнослужителя ( не важно — православного или с дипломом психотерапевта), в первую очередь забота о здоровье души своего подопечного. Если, конечно, у человека есть она — эта самая душа.

Режиссер Егор Баранов («Соловей-разбойник») стилистически не особенно отступает от своего предыдущего опыта работы с Иваном Охлобыстиным, который во все свои кинематографические опыты привносит свою философию, свое понимание мира. Да, многих позиция Охлобыстина раздражает — как раздражает любой человек, с которым ты не согласен. Будем честны с собой — мы ходим в кино не для того, чтобы обнаружить, из чего сделан тот или иной фильм. А затем, чтобы фильм понравился. А понравиться он может только в одном случае — если интонации фильма и наших умонастроений совпадут.

В «Иерей-сане» Охлобыстин взял весь негатив на себя — в этом фильме он играет то самое зло, которое всегда так привлекательно в своем обаянии. Кстати, зло — что в российской, что в европейской традиции— практически всегда выпукло и привлекательно. Но отличить зло от добра можно: ведь добро созидает, а зло разрушает. Добро — строит красоту и гармонию. Зло — разрушает красоту, ради, например, залежей красной глины.

В этом смысле сэнсэй, облачившийся в рясу православного священника, — вполне себе символ реализации известного принципа: выигрывает войну тот, кто вступает в нее последним. Да и странствующие монахи со сверхспособностями — это вообще распространенный сюжет для восточной культуры. А православный священник-самурай — вполне себе удачный троллинг для российских интернет-зависимых.

Тут есть интересная особенность: никто не любит слушать нотации. Но все обожают их читать окружающим. Поэтому человек, взявший на себя ответственность говорить за Бога, всегда подвергается остракизму со стороны «внимающих». Ведь никто еще не доказал существование Бога. Впрочем, никто еще не доказал и обратного.

В «Иерей-сане» две культуры — славянская и восточная — пересеклись и породили тот самый оксюморон, который характерен для описания российской действительности. У нас ведь и смех сквозь слезы, и счастливы мы бываем до смерти, и прочее и прочее: загадочная русская душа.

Способствовали объединению и пересечению Борис Гребенщиков (как музыкальный редактор). Петр Мамонов (который исполняет в фильме одну свою песню, дающую дополнительные значения фильму), поуехавший было в голливуды Игорь Жижикин, Петр Федоров, для фильма примеривший на себя маску деревенского алкаша, и прочие герои современно российского кинопространства. Которые во время съемок в храме Казанской иконы Божьей Матери в селе Скнятиново Ярославской области восстанавливали эту церковь.

— В работе над фильмом было много странностей, — рассказал Иван Охлобыстин на пресс-конференции в кинотеатре «Люксор». — Скажем, деревня в сценарии стоит на карьере с красной глиной. А потом оказывается, что деревня, в которой мы собираемся снимать из-за пейзажей, тоже стоит на залежах красной глины. И история с колоколом точно такая же в той деревне — в советское время сорвали колокол, кинули в пруд, а потом из пруда оттащили в лес. И в пруду у них тоже также стоит затопленный бульдозер… Сплошные совпадения – как будто мы из одной реальности проникаем в другую. Поневоле станешь поклонником Хоккинга.

Что касается Кэри-Хироюки Тагавы («Смертельная битва», «Мемуары гейши»), то он два года размышлял, и наконец, решился и принял православие. А сейчас вроде бы даже задумался о получении гражданства в России.

— Кстати, мне такая тенденция нравится, когда старые, олдскульные злодеи решают свою старость встретить в России, — смеется Охлобыстин. — Вернуться в Мордор, так сказать. Тут пустить корни… Я бы вообще всю эту «старую школу» сюда перевел. Сейчас насчет Джека Николсона думаю.