"Византия": и вампиры любить умеют

Режиссер Нил Джордан вынашивал любимую тему долго и мучительно - и наконец-то решил явить миру в формате обновления. Через двадцать лет после "Интервью с вампиром" первопроходец жанра задумал потрясти нас уникальными открытиями. Вы не поверите, но теперь вампиры обходятся без клыков! Кровопийцы нового поколения – это симпатичные женщины с изящным маникюром, которым они и царапают своих жертв. Еще одна свежая идея – у вампиров в наличии чуткое и трепетное сердце. Они, оказывается, способны переживать самые настоящие человеческие чувства, ну, там всякую грусть-тоску, привязанность и, что самое невероятное, любовь.

Клара и Элеонора – мать и дочь, постоянно конфликтуют, но одновременно любят друг друга, ругаются, но терпят разногласия и так далее. Дочь говорит "прекрати", а мать объясняет, что это необходимо; мать наставляет "не делай этого", дочь покорно соглашается "не буду". Через пять минут мать походя соблазняет учителя дочери и отрубает ему голову, а затем толкает в шахту лифта приютившего ее любовника, и все это, видимо, полагается трактовать как милые шалости роковой женщины, у которой на самом деле тяжелая судьба.

Клара имеет свой почерк: вонзается в шею жертвы быстро и решительно, не задумываясь о последствиях. А Элеонора предпочитает стариков, которые заждались смерти. Получается, она, облегчая им долгожданный уход, осуществляет доброе дело. Тема эфтаназии как бы раскрыта целиком и полностью.

С ней перекликается тема бессмертия. Сколько копий на эту тему сломано, сколько диссертаций понаписано, сколько мечт промечтано! Ну неймется человеку, ну не может он смириться с отмерянным сроком, ну подавай ему вечную жизнь! У Нила Джордана ответ ясен и прост: чтобы обрести бессмертие, надо стать вампиром. Где-то на окраине мира существует темная и мрачная пещера со стаей готического воронья, отсылающего к "Ночному дозору", и кровавыми водопадами, отсылающими к детским книжкам-раскраскам. Там избранные посвящаются в вампиры либо вампирши (вампирессы?). Посвятился - и живи себе вечно, пей кровь престарелых стариков, иди к своей цели, украшай собой мир и все такое. Причем с момента посвящения перестаешь меняться внешне: Элеонора стала вампиром в 16 лет, будучи непорочной, но ей на самом деле 208, и она по-прежнему непорочна. А мать ее Клара первый раз вкусила кровушки лет в 35, будучи шлюхой, и вот ей уже третий век, и она все шлюха. Сюжет усложняется проблемой неравенства полов: братство вампиров оспаривает право женщины на вампиризм, и это добавляет перцу и отрубленных голов.

На другой, более витиеватый вопрос – зачем оно сдалось, это бессмертие – Нил Джордан ответа не дает. Его псевдокрасивой сказке надо верить целиком и полностью, свято и безоглядно! Нельзя отвлекаться на якобы подводные камни, которые режиссер подбрасывает в свою глубокомысленную историю, омываемую самым настоящим британским морем с самыми настоящими пейзажными скалами. Море здесь наиболее концептуально, оно пригодилось для того, чтобы Элеонора вырывала страницы из своего тайного дневника и скармливала их всепоглощающим волнам. Надо верить, нельзя отвлекаться, тогда и треклятых вопросов не будет. А будет сплошная романтика - все двести лет загадочные героини, переезжая из города в город, занимаются чем попало, одним и тем же. Ну и нахрена нам такая вечная жизнь?

Сценаристка Моира Буффини сочиняет глубокомысленные диалоги, изобретает хитрые сюжетные ходы, придумывает замысловатую интригу, в общем, нагоняет туману, коим драпирует пустоту. Режиссер Нил Джордан предлагает актерам делать хорошую мину при плохой игре. Клара (Джеммы Артертон) – это якобы жертва судьбы, вынужденная даже в отеле под кодовым названием "Византия" заниматься проклятым ремеслом, оставаясь прекрасной в своем пороке. Зритель тонет в огромных выразительных глазах прекрасной Элеоноры (Сирша Ронан) и воображает, что смотрит всамделишную драму о страданиях чистой души. Точно так, везде и повсюду, на каждом шагу, сплошь и рядом происходит подмена живого поддельным, замаскированными под правду. Разве может быть натуральная пища в наше время? Химикаты слаще.